Александр Пушкин

“Сказка о Рыбаке и Рыбке”

Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу.
Раз он в море закинул невод, —
Пришел невод с одною тиной.
Он в другой раз закинул невод,
Пришел невод с травой морскою.
В третий раз закинул он невод, —
Пришел невод с одною рыбкой,
С непростою рыбкой, — золотою.
Как взмолится золотая рыбка!
Голосом молвит человечьим:
«Отпусти ты, старче, меня в море,
Дорогой за себя дам откуп:
Откуплюсь чем только пожелаешь.»
Удивился старик, испугался:
Он рыбачил тридцать лет и три года
И не слыхивал, чтоб рыба говорила.
Отпустил он рыбку золотую
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо;
Ступай себе в синее море,
Гуляй там себе на просторе».
Воротился старик ко старухе,
Рассказал ей великое чудо.
«Я сегодня поймал было рыбку,
Золотую рыбку, не простую;
По-нашему говорила рыбка,
Домой в море синее просилась,
Дорогою ценою откупалась:
Откупалась чем только пожелаю.
Не посмел я взять с нее выкуп;
Так пустил ее в синее море».
Старика старуха забранила:
«Дурачина ты, простофиля!
Не умел ты взять выкупа с рыбки!
Хоть бы взял ты с нее корыто,
Наше-то совсем раскололось».
Вот пошел он к синему морю;
Видит, — море слегка разыгралось.
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка и спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка,
Разбранила меня моя старуха,
Не дает старику мне покою:
Надобно ей новое корыто;
Наше-то совсем раскололось».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом,
Будет вам новое корыто».
Воротился старик ко старухе,
У старухи новое корыто.
Еще пуще старуха бранится:
«Дурачина ты, простофиля!
Выпросил, дурачина, корыто!
В корыте много ль корысти?
Воротись, дурачина, ты к рыбке;
Поклонись ей, выпроси уж избу».
Вот пошел он к синему морю,
(Помутилося синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Еще пуще старуха бранится,
Не дает старику мне покою:
Избу просит сварливая баба».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом,
Так и быть: изба вам уж будет».
Пошел он ко своей землянке,
А землянки нет уж и следа;
Перед ним изба со светелкой,
С кирпичною, беленою трубою,
С дубовыми, тесовыми вороты.
Старуха сидит под окошком,
На чем свет стоит мужа ругает.
«Дурачина ты, прямой простофиля!
Выпросил, простофиля, избу!
Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть черной крестьянкой,
Хочу быть столбовою дворянкой».
Пошел старик к синему морю;
(Не спокойно синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Пуще прежнего старуха вздурилась,
Не дает старику мне покою:
Уж не хочет быть она крестьянкой,
Хочет быть столбовою дворянкой».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом».
Воротился старик ко старухе.
Что ж он видит? Высокий терем.
На крыльце стоит его старуха
В дорогой собольей душегрейке,
Парчовая на маковке кичка,
Жемчуги огрузили шею,
На руках золотые перстни,
На ногах красные сапожки.
Перед нею усердные слуги;
Она бьет их, за чупрун таскает.
Говорит старик своей старухе:
«Здравствуй, барыня сударыня дворянка!
Чай, теперь твоя душенька довольна».
На него прикрикнула старуха,
На конюшне служить его послала.
Вот неделя, другая проходит,
Еще пуще старуха вздурилась:
Опять к рыбке старика посылает.
«Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть столбовою дворянкой,
А хочу быть вольною царицей».
Испугался старик, взмолился:
«Что ты, баба, белены объелась?
Ни ступить, ни молвить не умеешь,
Насмешишь ты целое царство».
Осердилася пуще старуха,
По щеке ударила мужа.
«Как ты смеешь, мужик, спорить со мною,
Со мною, дворянкой столбовою? —
Ступай к морю, говорят тебе честью,
Не пойдешь, поведут поневоле».
Старичок отправился к морю,
(Почернело синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Опять моя старуха бунтует:
Уж не хочет быть она дворянкой,
Хочет быть вольною царицей».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом!
Добро! будет старуха царицей!»
Старичок к старухе воротился.
Что ж? пред ним царские палаты.
В палатах видит свою старуху,
За столом сидит она царицей,
Служат ей бояре да дворяне,
Наливают ей заморские вины;
Заедает она пряником печатным;
Вкруг ее стоит грозная стража,
На плечах топорики держат.
Как увидел старик, — испугался!
В ноги он старухе поклонился,
Молвил: «Здравствуй, грозная царица!
Ну, теперь твоя душенька довольна».
На него старуха не взглянула,
Лишь с очей прогнать его велела.
Подбежали бояре и дворяне,
Старика взашеи затолкали.
А в дверях-то стража подбежала,
Топорами чуть не изрубила.
А народ-то над ним насмеялся:
«Поделом тебе, старый невежа!
Впредь тебе, невежа, наука:
Не садися не в свои сани!»
Вот неделя, другая проходит,
Еще пуще старуха вздурилась:
Царедворцев за мужем посылает,
Отыскали старика, привели к ней.
Говорит старику старуха:
«Воротись, поклонися рыбке.
Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтоб служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках».
Старик не осмелился перечить,
Не дерзнул поперек слова молвить.
Вот идет он к синему морю,
Видит, на море черная буря:
Так и вздулись сердитые волны,
Так и ходят, так воем и воют.
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Что мне делать с проклятою бабой?
Уж не хочет быть она царицей,
Хочет быть владычицей морскою;
Чтобы жить ей в Окияне-море,
Чтобы ты сама ей служила
И была бы у ней на посылках».
Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула
И ушла в глубокое море.
Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.

Перевод на английский:

There once lived an old man and his good-wife

On the shore of the deep blue ocean;

They lived in a tumble-down hovel

For thirty-three summers and winters.

The old man used to fish for his living,

And his wife spun yarn on her distaff.

He once cast his net in the ocean,

And pulled it up with mud from the bottom;

He again cast his net in the ocean,

And this time caught nothing but seaweed;

When he cast his net for the third time,

One fish was all that he landed,

No common fish, though, but a goldfish.

Now the goldfish began to implore him,

And it spoke like a real human being:

«Put me back, old man, into the ocean —

I will pay you a right royal ransom,

I wilt give you whatever you ask me.»

The old man was astonished and frightened —

He’d been fishing for thirty-three summers,

Bat had not heard of any fish talking.

So with care he untangled the goldfish

And tenderly said as he did so:

«God bless you, my dear little goldfish!

Thank you kindly, I don’t want your ransom.

Go back to your home in the ocean,

And roam where you will without hindrance.»

To his wife the old fisherman hastened

To tell her about this great marvel.

«I caught only one fish this morning —

A goldfish it was, most uncommon;

It spoke like a Christian, and begged me

To put it back into the ocean,

And promised to pay a rich ransom,

To give me whatever I asked for.

But how could I ask for a ransom?

I released it without any payment.»

His wife started scolding her husband:

«Oh you simpleton! Oh yon great silly!

Couldn’t make a mere fish pay a ransom!

You at least might have asked for a wash-tub —

For ours is all falling to pieces!»

The old man returned to the seashore,

Where the blue waves were frolicking lightly.

He called out aloud for the goldfish,

And the goldfish swam up and demanded:

«What is it, old man, you are wanting?»

With a bow, the old man said in answer:

«Forgive me, Your Majesty Goldfish!

My old woman has scolded me roundly—

Won’t leave me alone for a minute,

She says that she wants a new wash-tub,

For ours is all falling to pieces.»

The goldfish murmured in answer:

«Do not worry, go home, God be with you —

Very well, you shall have a new wash-tub.»

To his wife the old fisherman hastened,

And behold — there it was, the new wash-tub.

But she scolded him louder than ever:

«Oh you simpleton! Oh you great silly!

To ask for a tub—a mere wash-tub!

What good can you get from a wash-tab?

Return to the goldfish, you silly,

Bow down low and ask for a cottage.»

Again he went back to the seashore,

And this time the blue sea was troubled.

He called out aloud for the goldfish,

And the goldfish swam up and demanded:

«What is it, old man, you are wanting?»

With a bow, the old man said in answer:

«Forgive me, Your Majesty Goldfish!

My old woman is angrier than ever,

Won’t leave me alone for a minute—

The old scold says she wants a new cottage.»

The goldfish murmured in answer:

«Do not worry, go home, God be with you!

So be it! You’ll have a new cottage!»

So back the old man turned his footsteps;

Not a sign did he see of his hovel.

In its place stood a new gabled cottage,

With a chimney of brick, newly whitewashed,

A fence with oak gates stood around it;

And there sat his wife at a window;

When she saw him, she scolded him roundly:

«Oh you simpleton! Oh you great silly!

To ask for no more than a cottage!

Go and bow to the goldfish, and tell it

That I’m tired of being a peasant,

That I want to be made a fine lady.»

The old man then returned to the seashore,

Where the ocean was restlessly foaming,

He called out aloud for the goldfish.

The goldfish swam up and demanded:

«What is it, old man, you are wanting?»

With a bow, the old man said in answer:

«Forgive me, Your Majesty Goldfish!

My old woman is madder than ever,

She gives me no rest for a second,

Says she’s tired of being a peasant,

And wants to be made a fine lady.»

The goldfish murmured in answer:

«Do not worry, go home, God be with you.»

To his wife the old fisherman hastened,

And what did he see? — a tall mansion;

On its white marble stairs — his old woman.

She was wearing a rich sable jacket,

And s head-dress, in gold all embroidered;

Her neck was with pearls heavy laden;

She wore golden rings on her fingers;

She was shod in the softest red leather;

Zealous servants bowed meekly before her,

As she cuffed them and rated them roundly.

The old man then approached his wife, saying.

«Greetings, your ladyship, greetings, fine lady!

Now I hope that your soul is contented!»

She angrily bade him be silent

And sent him to serve in the stables.

First a week slowly passed, then another,

The old woman grew prouder than ever.

One morning she sent for her husband,

And said: «Bow to the goldfish and tell it

I am tired of being a lady,

And I want to be made a Tsaritsa.»

Her husband implored her in terror,

Saying: «Woman—you’ve surely gone crazy!

You can’t even talk like a lady!

You’d be mocked at all over the kingdom!

His old woman grew madder than ever,

Slapped his face and then shouted in passion:

«How dare you, muzhik, stand and argue,

Stand and argue with me, a fine lady?

Go at once — if you don’t, then I warn you,

You’ll be dragged to the shore, willy-nilly.»

The old man went down to the seashore

(The ocean was swollen and sullen).

He called out aloud for the goldfish,

And the goldfish swam up and demanded:

«What is it, old man, yon are wanting?»

With a bow, the old man said in answer:

«Forgive me, Your Majesty Goldfish!

Again my old woman’s gone crazy!

Now she’s tired of being a lady!

She wants to be made a Tsaritsa.

The goldfish murmured in answer:

Do not worry, go home, God be with you!

Very well! She shall be a Tsaritsa!»

To his wife the old fisherman hastened,

And what did he see? A grand palace;

In the palace he saw his old woman,

At the table she sat, a Tsaritsa,

Attended by nobles and boyards;

They were pouring choice wines in her goblet,

She was nibbling sweet gingerbread wafers;

Around her, grim guards stood in silence,

With halberds upon their broad shoulders.

The old man was aghast when he saw this,

He bowed to her feet and said humbly:

«Greetings, Oh mighty Tsaritsa!

Now I hope that your soul is contented!»

But she gave not a glance at her husband —

She ordered him thrust from her presence.

The boyards and nobles all hastened

And drove him with blows from the chamber;

The guards at the door waved their halberds

And threatened to cut him to pieces.

All the people derided him, saying.

«Serves you right, now, you ill-bred old fellow.

You churl—this will teach you a lesson,

To keep to your station in future!»

First a week slowly passed, then another;

The old woman grew prouder than ever.

She sent for her husband one morning,

And her chamberlain haled him before her.

The old woman spoke thus to her husband:

«Go, bow to the goldfish, and tell it

That I’m tired of being Tsaritsa,

Of the seas I want to be mistress,

With my home in the blue ocean waters;

The goldfish I want for my servant

To do my commands and my errands.»

The old man durst not contradict her,

Nor open his lips to make answer.

He sadly set out for the seashore.

A tempest raged over the ocean,

Its waters were swollen and angry,

Its billows were boiling with fury.

He called out aloud for the goldfish.

The goldfish swam up and demanded:

«What is it, old man, you are wanting?»

With a bow, the old man said in answer;

«Forgive me, Your Majesty Goldfish!

What shall I do with my cursed old woman?

She is tired of being Tsaritsa,

Of the seas she now wants to be mistress,

With her home in the blue ocean waters;

She wants you to be her own servant,

To do her commands and her errands.»

Not a word spoke the goldfish in answer,

It just swished its tail, and in silence

Disappeared in the depths of the ocean.

He waited in vain for an answer,

And at last turned his steps to the palace;

And behold — there again stood his hovel;

On the doorstep sat his old woman,

With the same broken wash-tab before her.